* * *

     Через четыре дня мы вышли на другую сейсмостанцию института вулканологии — «Левый Толбачик». Вымотавшись на подходах к ней, долго сидели в глубоком русле очередной «сухой» реки. У нас хватило сил сползти сюда по погребенному пеплом леднику, но подняться на другой берег, где над уже непривычным для глаз зеленым оазисом — купами ивового кустарника и кедрача — торчали антенны сейсмостанции, не было никаких сил, и мы, мучаясь от жажды, молча смотрели на них снизу: вот уж поистине око видит, да зуб неймет.

Немного отдышавшись, мы с Эрнестом все-таки полезли вверх по сыпучему пепловому склону — по заботливо спущенной вниз капроновой веревке, то ли на случай подобных гостей, а скорее, они ходили в эту сторону на работу.

На сейсмостанции никого не было, нас добродушно облаял лохматый пес, мы присели на бетонном крылечке, на котором было вы­ито: «Спасибо, Володя!».

На лай собаки минут через десять пришел сухощавый мужчина лет тридцати пяти. Правая нога у него в колене не гнулась: анкилоз, — определил я. За годы добровольного, а больше вынужденного общения с медиками я явно поднатаскался.

- Ерунда все это. Заходите, устраивайтесь, — прервал он мои объяснения. — Сева Козев. Да какой уж москвич, тринадцать лет на Камчатке! А вас много? А-а! Тогда вон там ставьте палатки, в домике тесно будет. Сейчас мой напарник, его Володей звать, вернется с охоты, мяса принесет. Запируем. А вчера вертолет забросил нам по ошибке чужую свежую капусту, пока не разобрались, надо съесть. Позавчера был День авиатора, в результате пилоты и перепутали все грузы. Зато наш хлеб кому-то другому достался. Так что мы квиты... А вон и Володя бежит.

От веревки, по которой мы сюда поднялись, быстро шел невысокий смуглый, сухощавый парень.

- Ara, с удачей! — обрадовался Сева Козев.— Очень кстати, у нас гости.

Вечером мы сидели за богатым ужином со свежей — чужой — капустой, а потом за старинным, с кучей медалей, самоваром известной тульской фирмы Баташовых под лозунгом в переднем углу вместо иконы: «Захотелось поработать, приляг — может, пройдет», и, разумеется, пили не только чай, опять извлечена была из завхозовского тайника и отмерена драгоценными каплями огненная вода, и мы были счастливы. Хозяева тоже были рады гостям.

Стараемся попадать на станции вместе, — говорил Сева, и Володя — он был коренным камчадалом: бабка — из североамериканских индейцев, а дед — из ссыльных сибирских казаков — согласно улыбался. — За десять лет привыкли друг к другу. Как приезжаем на станцию, наводим порядок, отрегулируем до мелочей аппаратуру — в результате потом есть свободное время. Иногда по полгода не выбираемся в Ключи, семьи-то у нас там. На днях во что бы то ни стало нужно выбраться домой. Выкопать картошку, заготовить на зиму дров. Ребятишкам через неделю в школу.

- Ну, а если не пришлют замену?

- Пришлют, — уверенно сказал Сева. — Сейчас же мирные дни, Толбачик притих, объем работы не такой уж большой.

- А если рванет снова?

- Все равно, хоть на полмесяца, но нужно домой. Степанову нет смысла портить с нами отношений. До первого сентября все равно будем дома, хоть замену сейчас найти очень трудно, можете себе представить, если на Апохончиче сидит школьник. Апохончич запустили. Вот вернется из отпуска Кузьма (опять этот легендарный Кузьма!) и наведет порядок.

- Федорыч вам привет передавал.

- А мы говорили с ним сегодня. От него и узнали, что вы будете у нас. Как он там? - Собирается на Ключевской. Сколько Семен Петрович не отговаривал.

Сева засмеялся:

- Он пойдет. Вот увидите. Умрет где-ни­будь на склоне, но пойдет.

- Но ведь после двух инфарктов!

- Это его не удержит, такой уж человек, — то ли с похвалой, то ли с осуждением сказал Сева. — Впрочем, тут многие после инфарктов. Взять Кирсанова, о котором вы спрашивали. Тоже только недавно от второго инфаркта очухался. И опять вон: сначала на Апохончиче, потом на Безымянном торчал, сейчас на прорывах. Да и там вряд ли его за­танете — на Шивелуч собирался. Это, можно сказать, профессиональная болезнь вулканологов. То ли загазованность, повышенный уровень радиации, то ли еще что... Но у Федорыча-то другое. Он сюда уже с инфарктами приехал. Чудак!.. Я с ним долго не могу. Володя вон может, часами с ним беседует, а я не могу. Чудак, алименты платит. А сам не уверен, его ли. Тем более, что совершенно не похож на него. А ребята говорят: точно, не от него. Спала — с кем только она не спала. Но и он как-то был с ней в одной хмельной компании. Ребята его потом спрашивают: «На самом деле у вас что-нибудь было?». А он: «Помню, что танцевал с ней». Ну и выбрала она его, растяпу, подала в суд. Знала, Танюшкин не откажется, другой, хоть и отец, открутится, а этот — нет. Знала его характер, в одном КБ работали. И платит он вот уж шестнадцать лет... А история с квартирой чего стоит! Купить-то он ее купил, а уж сюда, на вулканостанцию, сколько раз приходили бумаги, что­бы погасил квартплату. Но и настырный, что касается дела. Если уж начнет в чем-нибудь  копаться, обязательно докопается. В аппаратуре для него секретов нет.. Не рассказывал он историю с самбо?

- Нет.

- Кто с ним в баню ходил? Не видели, сбоку ребро у него выдается?

- Видел я, — сказал Вадим.

- И я видел, когда его осматривал, — сказал Семен Петрович. — Спросил, а он: «Да, — говорит, — самбо как-то пробовал».

- В Москве на одной лестничной площадке жил с ним мастер спорта по самбо. Здоровенный такой амбал, Володя вон в отпуск ездил, видел. Ну, и начал к нему Танюшкин приставать: «Не верю я в твое самбо. Ерунда все это. Вот ты убеди меня». Тот лишь улыбался в ответ. Видели ведь сами Танюшкина-то, щелкни по носу — свалится. Ну, неделю к нему пристает, месяц. И нарвался как-то, что этот амбал крепко под мухой домой пришел. Столкнулись они в лифте, а Танюшкин опять: «Не верю я в твое самбо. Вот убеди меня». Ну, тот — надоело ему все это, видимо, до чертиков — возьми и покажи какой-то прием. В результате скорая помощь увезла Танюшкина со сломанной рукой и тремя ребрами...

Этого он нам не рассказывал...

—- Это еще не все. Проснулся утром амбал: боже, человека-то искалечил, дело-то судом пахнет. Покатил в клинику, заходит в палату: вдруг удастся прощения выпросить? А Танюшкин привстал, подал ему руку, левую, здоровую: «Ну, друг, убедил! Оказывается,с амбо действительно вещь. Вот теперь я тебя уважаю».