Аэровизуальная экспедиция 1946 г.

Аэровизуальная экспедиция с академиками С.С.Смирновым и А.Н. Заварицким, август-октябрь 1946 г.

Начало рассветать, и я встал. Времени только четыре. Хотел написать письма, но в моем гостиничном номере не было бумаги. Задумчиво долго смотрел в окно. Затем стал собираться....

Вылетаем из Внуково. В нашей экспедиции 10 человек: кроме С.С. Смирнова, А.Н. Заварицкого и меня – начальник экспедиции Гавеман А.В., его жена и врач экспедиции Гавеман М.Н., помощник начальника экспедиции Закин З.С., сейсмолог Горшков Г.П., ученый секретарь отделения геологии Катушенок И.И, океанолог Зинкович В.П. и аэрофотосъемщик Доброхотов Ю.С. Очень много провожающих.

Летим на Дугласе – мощном самолете, хотя слегка залатанном сверху. Внутри него длинный коридор, около квадратных окон – койки, устланные нашими ватными кукулями. Шум моторов, и мы двинулись по стартовой дорожке. Сначала со скоростью грузовика, а потом вихрем и взлетели. Пролетев некоторое время в облаках и дожде, наконец поднялись над облаками. Они внизу под нами как огромное полярное море, забитое льдом и снегом. Постепенно облака стали реже. Стали видны игрушечные квадратики домов, серебристые ленты рек, леса и пашни. Смотрю, не отрываясь.

В Казани садились на дозаправку. В предгорьях Урала и на Урале ландшафт стал холмистым, более лесистым и менее населенным. Уральские горы – низкие, и на горы не похожи.

В Свердловске ночевали. О городе почти ничего сказать не могу. Видал только три улицы, самые лучшие в городе, но и о них надо сказать, что дрянные. Благоустройства никакого. Всюду мусор, грязь.

Проснулись в шесть часов. Из-за полного отсутствия воды в гостинице ни помыться, ни позавтракать не удалось.

На дозаправку садились в Омске и Новосибирске. В Красноярске, где мы будем ночевать, для нас всех нашлась только одна 7-местная комната в гостинице. Поэтому академики устроились в комнате, а мы будем спать на террасе в кукулях.

Сегодня внизу в основном тайга и болота. Некоторое время летели вдоль Ангары. Ночуем в Киренске. Вид аэродрома необычайно приятен. Новые чистенькие строения, нежный сибирский ландшафт и очень внимательный персонал. Накормили нас прекрасным обедом. Потом мы выкупались в Лене и отправились в город. Типичный сибирский городок: уютные, заросшие травой улички с деревянными тротуарами, рубленные бревенчатые дома, часто с резными карнизами. Убого то, что никакой частной предприимчивости не видно, всюду казенные вывески типа: «заготживсырье», «горкомхоз» и т.д. Скудно все.

Сегодня летим над Витимским (Патомским) нагорьем. Очень похоже на долы Камчатки, но врезанность более глубокая. Это одно из наиболее интересных мест перелета. Любимое место В.А.Обручева. Дальше опять более низкие места, тайга, Лена, Ленские столбы и Якутск.

В Якутске нас встречала толпа местных начальников, начиная от председателя совета министров Якутии, нас посадили в машину и повезли в специальную гостиницу для иностранцев и особо важных лиц. Свои вещи из самолета мы не успели взять, поэтому баня для многих из нас оказалась невозможной из-за отсутствия чистого белья. С нами обращались так торжественно и с таким вниманием, что я чувствовал себя очень неловко. Потом был обед. Вернее, банкет. На таком я вроде не бывал. Со мной сидел представитель прессы. Он молчал, а я тем более. Много вина, начиная с водки и кончая шампанским. Ел и молчал. Скоро все едва дышали. После обеда нас свозили в город, мы осмотрели его из автомобиля. Потом сон, потом ужин. Ужинать не хотелось.

На неделю застряли в Якутске. Сначала один из моторов вышел из строя и нужно было его заменить. Одновременно Доброхотов прорубал люк для плановой съемки, которую будет производить в пути. Потом начались проблемы с погодой то в Якутске, то в Охотске и Магадане, и вылет каждый день откладывался. Жить здесь, хоть все роскошно, беззаботно и бесплатно – надоело. Надоело и нам самим болтаться здесь так долго, и мы безусловно надоели обслуживающему нас персоналу. Мы уничтожили столько гастрономических продуктов, что, может быть, мы уничтожили все запасы деликатесов в Якутске, так не раз в шутку говорил Сергей Сергеевич.

Академики делали в доме партпроса доклады. Интересные мысли о наших задачах высказал Александр Николаевич: «Островные вулканические дуги связаны с надвиганием материков на океан. При движении этих мобильных плоскостей возбуждается вулканизм. Отсюда задачи нашего исследования: аэросъемка, морфология и расположение вулканов».

Ездили на мерзлотную станцию. Спускались там в шахту. Мерзлота начинается на глубине 2 м и продолжается до глубины 262 м. Чтобы отвлечь Александра Николаевича от тяжелых переживаний из-за задержек, ездили за город: на коренную ленскую террасу и на берег Лены. Растительность здесь значительно беднее бурной камчатской. И каждый день банкеты.

Сегодня, несмотря на проливной дождь, мы все-таки вылетели. Под нами могучая Лена, потом Алдан, потом Верхоянский хребет, Индигирка, Колымский тракт. Временами, когда мы летели выше кучевой облачности, у меня создавалось впечатление, что я весной еду на нарте по беспредельной снежной тундре.

В Сеймчане – посадка. Здесь синее небо, ярко светит солнце и жарко. Нас повели в столовую, нечто вроде захудалой харчевни (грязно и масса мух), где нас разделили на два класса - академикам и нашим начальникам дали обед как летчикам, а нам какую-то несъедобную бурду. Это взорвало меня и других.

Поселили нас в «котедже», здесь так называют гостиницы, - бревенчатом доме в древне-русском стиле. Снаружи хорошо, но внутри запустение. Всюду обслуживающий персонал – мужчины из освобожденных заключенных, а известно, какой вкус и чувство изящного у мужиков. Женщин здесь вообще мало. Вечером банкет. Сергей Сергеевич, хотя и пил очень мало, но был, как всегда, оживлен и остроумен. Алекандр Николаевич пил только воду из графина. Одну рюмку настойки пришлось выпить все же и мне.

Пока академики посещали геологическое управление, мы знакомились с Сеймчаном. Сам поселок небольшой, новенький и очень уютный. Он построен что-то вроде в 1940 году. Домики чистенькие, оштукатуренные. Основных улиц всего две. На это небольшое селение достаточно одного взгляда – настолько оно маленькое и стандартное. Затем осмотрели небольшое пригородное хозяйство, где в теплицах было много огурцов и помидоров. На полях картофель, капуста, свекла и другие овощи. Ботва картофеля уже поблекла от мороза.

После обеда выяснилось, что Магадан нас принимает, а отсюда нас не выпускают по местным метеоусловиям. Стали думать, как лучше добраться академикам из Сеймчана до Магадана. Был предложен вариант поездки сперва на глиссере, а потом на ЗИСе по тракту. Но вскоре проект был забракован, так как движение по тракту адски оживленное, там стоит слошная пыль, перегнать идущие впереди грузовые машины нет никакой возможности, и 400 км по тряской дороге будут утомительными для Александра Николаевича, он приедет в Магадан совершенно разбитым. Поэтому решили ждать, и всем вместе лететь в Магадан.

Начальник управления предложил желающим прокатиться по Колыме на глиссере. Это предложение мы с радостью приняли. Дорога из аэропорта на пристань идет чахлой кустарниковой болотистой местностью. Вдоль дороги много высокой полярной березки в виде кустов. Плывем вверх по течению. Вода в реке очень чистая, прозрачная, но глубина большая, так что дна не видно. Сначала плыли вдоль вдоль обрывистого берега, сложенного давленным гранитом. Потом граниты сменились складчатой толщей, кажется триасом или юрой. Любовались прекрасно выраженными антиклинальными и изоклинальными структурами и ясно видимыми разломами. Берега сами по себе тоже живописные. Преобладают лиственницы, попадаются березки и тополи, кое-где виден родной камчатский кедрач, много шиповника, но трава ниже и не такая густая. Левый берег низменный.

Отлет в Магадан был столь поспешен, что нас даже не провожал никто из сеймчанских геологов.

Когда летели вдоль красавицы Колымы, вдали на левом берегу реки я увидел какую-то странную куполообразную гору, похожую на экструзивный купол. Уж слишком изолированно она находилась, была непохожа на другие вершины и этим невольно создавала впечатление о вулкане. Потом пролетали платообразные горы, расчлененные на отдельные блоки мягкими пологими впадинами, потом посадка в Магадане.

На месте города, который начал строиться в 1932 году, раньше был лагерь Цареградского – открывателя колымского золота. Город разбросан в лощине между мягкими невысокими увалоподобными горами. Поражает неплотность застройки, хотя много высоких каменных зданий. Сразу чувствуется молодой город, причем казенный, не имеющий маленьких частных домиков, придающих своеобразный уют старинным городам. Строится много новых домов, но все же чувствуется, что люди не собираются здесь прочно и долго жить. В городе два ресторана, и характерна разношерстная, плохоодетая толпа мужчин вокруг них. На улице, из-за того, что воскресенье, много пьяных. Горы вокруг голые, не видно ни одного деревца. Дует сильный с моря ветер, небо в плотных кучевых облаках. От этого картина города очень тоскливая.

Вечером обсуждали планы. Решили при первой возможности со вторника вылетать на Камчатку. А завтра будем окончательно утверждать план работы на Камчатке.

После завтрака отправились в Главное управление Дальстроя. Первым делом зашли к Цареградскому. Он оказался не таким, как я представлял его себе. Высокий, худощавый, бледный, с мешками под глазами, с тонким и, я бы сказал, аристократическим лицом. Одет в генеральскую форму. Ленточки орденов и Золотая Звезда. Познакомились с местными геологами. А.П.Васьковский в ответе на мой вопрос рассказал о недавно открытом шлаковом конусе. Геологически он располагается в грабене, заполненном меловыми осадками с углями. Васьковский написал статью об этом вулкане.

После завтрака получили прогноз погоды: на Камчатке туман, отсюда вылететь можно, но Петропавловск не принимает.

Утром гулял вокруг базы отдыха, в которой мы живем. Здешней природе далеко до камчатской, там она веселая, нарядная, ласкающая взор, а здесь все пасмурно, угрюмо, как, вероятно, и должно быть в местах ссылки.

Александр Николаевич, побывав вчера в гостях у Цареградского и поев грибов, которые собирал сам Цареградский, сегодня заболел желудком. Так как выехать отсюда он не может, то сюда к нам приехали руководящие геологи Дальстроя. Мы все, за исключением Александра Николаевича, в это время обедали, так что большую часть беседы не слышали. Но надо полагать, она была весьма интересной. После обеда в беседе участвовал и Сергей Сергеевич, и, благодаря ему, стиль беседы был весьма оригинальным.

Вылетели в Петропавловск только сегодня, так как два дня в Магадане был проливной дождь. Утро сегодня ясное, солнечное и, говорят, необычайное для Магадана.

Летим на высоте 3000 м. Через 2 часа незаметно очутились над Камчаткой. Ичинская сопка, Срединный хребет, а вот и широкая долина реки Камчатки. Родные, домашние места. Дальше на восток облаков стало меньше. Хорошо видны Тауншиц, Семячик и Карымский. Я показал Александру Николаевичу вулкан Заварицкого. Потом были видны Бакенинг, Коряцкая и, наконец, красавица Авача.

Как и следовало ожидать, встреча в Петропавловске была плохая. На машине по тряской дороге покатили в город в облисполком. По дороге Сергея Сергеевича поразили зелень, гущина и радостный вид ландшафта. Александр Николаевич тоже был рад увидеть знакомую камчатскую растительность. Моя же радость была безмерна.

Вот и город! Ничего не изменилось. Академиков устроили ночевать в облисполкоме, а все остальные – в общежитии.

Снова хороший летний день, но немного ветреный и облачный.

Заседания в облисполкоме, посещение музея. Завтра вылетаем в Усть- Камчатск на двух гидросамолетах. Груза придется взять очень мало и лететь могут только 5 человек, остальные через три дня поплывут в Усть- Камчатск на пароходе.

Небо чистое, безоблачное. В 8 часов утра поехали в Халахтырку, в авиаполк.

Там нас всех одели в сбрую парашютистов, проинструктировали, академиков посадили в кабины на места вторых пилотов, а мы сидим, скрючившись и без всяких удобств, в салоне. Столкнули нас в воду, отвинтили колеса, завели моторы, и мы поплыли по Халахтырскому озеру. Взлетели.

Слева вулканы, а на берегу океана ясно видна полоса прошлогоднего пепла Авачи. Дальше Налычево – деревушка, с которой у меня связано столько воспоминаний. Долго вглядываюсь в вершину Жупановской сопки, что-то не очень похожа она на кальдерную вершину. Деревня Жупаново, Карымский, Малый и Большой Семячики, Тауншиц, западная стенка Узона, Кихпиныч, и дальше над горами облачность. Потом мое внимание привлекла возвышенность Кроноцкого полуострова. Такой формы возвышенности на Камчатке я еще не видел. Это щитовидный купол, полого поднимающийся от берегов моря. Никакой резко выраженной вершины нет. На макушке - фирновые поля и очень короткие ледники. Склоны прихотливо изрезаны небольшими и неглубокими речками. Оказывается, форма этой горы поразила тоже и Александра Николаевича.

Через 3 часа полета благополучно сели в Усть-Камчатске. Встреча была неуклюжей, даже проверяли наши документы, так как оказалось, что вовремя не дошла телеграмма-молния о нашем прибытии. Но все устроилось хорошо, потому что с нами летел местный партийный начальник. Кстати, он вез с собой целый мешок медалей и орденов материнской славы.

Через 3 часа, после рыбного обеда, выехали на катере в Ключи. Жаль, что облачно, и Ключевских вулканов не видно. Идем на катере без остановки всю ночь.

Проснулся, когда катер причаливал к пристани. Ключевская и Шивелуч открыты, но солнце еще не взошло. Александр Николаевич и Сергей Сергеевич встали раньше и с восторгом смотрели на ландшафт Ключей и вулканов.

Встречал нас только директор лесокомбината. Вскоре на пристань прибежал Борис Викторович Энман. Он был взволнован, что встреча не вышла. Я пожал ему руку от всей души, как своему старому любимому другу. Вещи мы оставили на пристани, а сами пешком пошли на станцию.

Камчатская вулканостанция. На заднем плане - сопки Ключевская, Средняя и Крестовская. (1951 г.)

В Ключах ничего не изменилось. Все как прежде. А на станции много перемен: например, почти достроена сейсмостанция. Она построена на удачном месте. Само здание простое и поэтому спокойно-красивое. Оно наполовину готово, поэтому сегодня сюда переезжают первые жильцы. Не готова только служебная часть. Борис Викторович замечательно ведет хозяйство. Начато строительство жилого сруба, посеян ячмень. Все цветет и развивается. Очень жаль, что на будущий год он уезжает.

Вчера лил дождь. Я беседовал с Александром Николаевичем. Он оказал мне большую честь: предложил совместно выпустить в свет монографию об Аваче, так как я принимал участие в съемке и видел извержение. Относительно вулканостанции Александр Николаевич упорно хочет, чтобы здесь была именно снабженческая база, а не научно-исследовательская. А Сергей Сергеевич высказал мысль, что на Камчатке должно быть золото, связанное с молодыми гранитами, прорывающими третичные породы, в том числе оно может быть среди лавовых инъекций в старых структурах вулканов. Россыпное золото на Камчатке или исключено, или убогое.

Сегодня выезжаем на Ключевскую, на Юбилейный прорыв. С 6 часов утра начались сборы и увязка вьюков, все привели себя в походный вид. Выехали в 2 часа дня. Караван составился из 9 лошадей и 7 человек. За исключением академиков, мы все сидим на вьюках. Выехав со станции, едем вдоль селения. Ребятишки , как всегда, с удивлением глядят на караван. Сергей Сергеевич смотрит на уютные ключевские домишки и многому удивляется. Миновали селение, и мы в чудесном камчатском лесу. Сергей Сергеевич опять удивляется красоте леса и мурлыкает песенку. Доволен чрезвычайно и Александр Николаевич.

На пути к Ключевской группе. (1953 г.)

Чем больше я знакомлюсь с Сергеем Сергеевичем, тем больше я убеждаюсь, насколько он деликатной и доброй души, он – романтик и лирик, очень остроумный, энергичный и волевой человек.

Едем долго. Подъехали к черной стене лавы прорыва Туйла. Как старый минералог и горняк, Сергей Сергеевич тотчас определил, что здесь пахнет окисью железа – окалиной. На берегу речки Крутенькой поставили лагерь. Здесь очень хорошее место.

Поужинали чаем с пирожками и уткой, привезенной из Ключей. Жаль, что Сергей Сергеевич болен желудком и не принимал участие в ужине. Плохо также, что вода в реке слишком мутная.

Снизу надвинулись облака и закрыли нас туманом. Мирно и уютно бренчат боталами лошади. Эта стоянка – одно из лучших мест нашего пути: речка, зеленые луга, ольховник, рядом низенький конус Туйлы, и далеко вниз тянется черным валом лавовый поток.

Утром густой непроницаемый туман. Все жаловались, что ночью было жарко, и невозможно было спать в кукулях. А я, очевидно, привык и в таких условиях всегда хорошо сплю в кукуле.

После обеда пошли к краю потока новой лавы. Оттуда прекрасно был виден ее фарватер и дымки на нем, что означает, что лава до сих пор остается горячей.

Вечером у костра долго беседовали втроем о туфовых лавах, о Катмае и Камчатке. Опять беспросветный туман.

Вчера опять был туман, и мы ходили к кратеру Туйлы. На внешнем высоком гребне, раскопав трещину, я намерил температуру в 321^о. Очевидно, что это вторичные фумаролы. Характерна убогость возгонов и форма их в виде тонкого налета. Самого кратера не видно, заметно только вытекание растрескавшейся лавы из оборванного в сторону стока конуса. В пелене тумана на лапиллиевых полях выступают мертвые серебристые стволы берез и белые сухие ветви погибших кустарников.

Сегодня опять гнусный туман. Ходили на лавовый поток.

Впервые солнечное утро. Как не старались быстро собраться, но выехали только в половине девятого. В ольховнике потеряли тропу и некоторое время прорубались, что замедлило наше движение.

Доехав до прорыва Киргурич, оставили лошадей и поднялись на его конус. Поверхность вокруг кратера представляет собой хаотическое нагромождение острых шлаковых глыб. Это засыпанная шлаками и бомбами поверхность лавы. Поток Киргурича широкий, и его фарватер тоже значительно понижен, но в отличие от Туйлы его поверхность не разбита поперечными трещинами. В полукилометре от кратера видна полоса слабо дымящихся фумарол – возгонов пара, связанных с прохождением водотока речки Крутенькой под лавовым потоком. На гребнях кратера - горячие фумарольные площадки без видимых газовыделений. Температура одного из таких мест 340^о.

Поехали дальше. Опять некоторое время прорубались, потом пересекли каменистое поле - очевидно, тальвег сухой речки, и на берегу крутого оврага остановились на ночь. Сварили суп из мутной воды - «на глинистом субстрате», как сказал Сергей Сергеевич, и легли спать.

Чудесное солнечное утро. После завтрака, в ожидании пока рабочие оседлают лошадей, втроем пошли на каменистое поле, и здесь я по карте назвал видимые нами шлаковые конуса: Подкову, конус Д, кратер Лепешку, конус К, М и Левашова.

В первый раз едем в солнечное утро по прекрасной альпийской местности. Как бы не было все здесь привычно, каждый раз я испытываю огромное наслаждение, находясь в таких местах.

К вечеру заморосил дождик. Под дождем, недалеко от ледника Келля, поставили палатки. Увидев мелькнувшего невдалеке медведя, рабочие бросились за ним и ранили его. Но медведь убежал в чащу, преследовать медведя рабочие не стали, полагая, что он сам к утру «уснет».

Серьезное беспокойство нам доставляет ограниченный запас продовольствия. Придется одному из рабочих ехать в Ключи. И с погодой нам сильно не везет.

Под нами облака, но над равниной в отдельных местах солнце, временами показывается верхняя часть конуса Ключевской и даже макушка Камня. Утром рабочие нашли убитого вчера медведя, остались разделывать его и перетаскивать в лагерь мясо.

А мы втроем поехали на лавовый поток и на кратер прорыва Билюкай. В лаве много включений старого материала. Некоторые ксенолиты раскололись, вероятно, от воздействия высокой температуры. На их плоскостях иногда встречаются прекрасные лавовые нити, что говорит о жидком характере лавы Билюкая. На вершине много фумарол, кое-какие с чувствительным запахом хлороводорода. Возгоны незначительные и в виде тонких налетов желтого и буроватого цветов. Сохранилась и самая горячая фумарола, расположенная на краю вершины, где мы измеряли температуру в прошлом году. Жаль, что сейчас нечем измерить температуру, так как вчера разбился термометр. Гребень насыпного конуса везде горячий, местами видны радиальные и тоже горячие трещины. С высшей точки вершины увидели великолепную картину выжимания лавы.

Приехав в лагерь, пообедали тушеной медвежатиной, потом спали, потом ужин из жареной медвежатины, беседа и сон. Беседовали о дальнейших направлениях изучения вулканизма Камчатки. Александр Николаевич считает, что на Камчатке должно быть две вулканостанции: одна, в Ключах, со сферой изучения от южной границы Кроноцкого заповедника на север, другая, в Петропавловске, - от Лопатки до Семячика. Но изучать вулканы нужно не так, как изучают их Влодавец и Меняйлов, работой которых Александр Николаевич возмущен, так как в их работах нет полной картины изучаемого объекта, нет геологии и единой идеи, а есть только не связанные между собой фрагменты обзора литературы, петрографического изучения шлифов и геохимического обзора отдельных элементов. Когда я высказал свое желание через несколько лет опять поехать начальником вулканостанции в Ключи, Александр Николаевич заметил, что считал бы более полезной мою деятельность в Петропавловске, где я смогу дополнительно изучить Авачу, и весьма интересно было бы также изучение Мутновского, Горелого и других южных вулканов. Но вообще говоря, меня больше тянет в Ключи, где так уютно и спокойно, и где у меня столько милых сердцу воспоминаний.

В четверг был туман и бус. Конечно, сидели на месте. Главной темой бесед была погода. А вчера пошел снег, и все вокруг приняло зимний вид.

Сегодня с утра туман немного рассеялся, открылись во всем своем зимнем величии Ключевская, вершины Камня и Плоской сопки. Выехали в сторону Юбилейного прорыва.

В мокром тумане перебирались через многочисленные сухие речки, и, наконец, выехали к кратеру Карпинского. Таким образом, неожиданно я снова здесь, где год назад наблюдал незабываемую картину извержения. В кратере Карпинского набрали чистой родниковой воды, из отсыревших прошлогодних дров с трудом сварили чай. Поели, выпили «грогу» - горячего чая с капелькой спирта и кагора и по примеру акдемиков залезли в кукули.

Всю ночь шел дождь, а к утру выпало немного снега. Погода явно будет хорошей, но очень холодно.

Как не кряхтел, но все же пришлось выскочить из кукуля и разбудить рабочих. Сам опять в кукуль. Лежу, покуриваю. Гляжу на родной ландшафт Юбилейного прорыва.

Уже открыта большая часть Зиминой, и видны нижние части склона Ключевской. Академики тоже встрепенулись и горят желанием поскорей увидеть замечательный вид вулканов и полную панораму Юбилейного прорыва. Александр Николаевич чувствует легкое недомогание после вчерашнего переезда и дождя, промочившего нас, но тем не менее он очень оживился, рассматривая открывшийся вид. Позавтракали и, несмотря на холод, пошли к Юбилейному. На пути к потоку встретили глубокую промоину, которая явно образовалась этой весной, и быстрота образования которой поразила академиков.

Поднялись на поток. Фумаролы здесь сильно ослабли, не видно нашатыря, и раскаленных трещин тоже нет. Образовалось много провалов, стенки которых сложены окислившейся кирпично-красной лавой.

Дошли до высшей точки гребня конуса Заварицкого. На склонах конуса много концентрических трещин сползания. У подножья конуса обнаружили любопытный исток лавы из-под рыхлой мантии конуса. Потом подошли к самым сильным фумаролам потока. Они оказались облепленными разноцветными возгонами, образцы которых я отобрал.

Спустились в кратер Крашенниникова. Возгоны оказались здесь смытыми, и резкого запаха сероводорода, который был здесь в прошлом году, уже нет.

Вторую половину дня бус. Запечатывал образцы возгонов. Во время обеда была устроена пирушка в честь наименования конуса Заварицкого. За это выпили кто спирта, а кто кагора и закусили вкусными сладкими блинчиками. Время до вечера прошло как всегда как-то однообразно.

К утру расползлись ночные облака. После завтрака сходили на вершину конуса Карпинского и отсюда осмотрели окрестности.

Вверх к кратеру Обручева Александр Николаевич поехал на лошади, а мы все пошли пешком. Раскаленные трещины на гребне кратера остывают, и фумаролы на линии прорыва сильно ослабли. Возгоны кажутся нерастворимыми остатками тех, которые были в прошлом году. Вдоль западного гребня кратера Левинсона-Лессинга дошли до сильно действующей группы фумарол, которые хорошо видны из лагеря: по утрам они обычно слабо дымят, а днем – очень густо. Эти фумаролы располагаются в центральной части кратера Левинсона-Лессинга, и мы решили подойти к ним, чтобы отобрать возгоны.

Во втором часу дня при начавшем моросить дожде отправились в лагерь. Остальную часть дня то записывал, то слушал, о чем говорят академики.

Папиросы еще вчера закончились. Хочется курить. Настроение паршивое.

Погода вполне хорошая: вулканы видны, но не вполне открыты. По обыкновению я встал раньше всех, разбудил рабочих и, стоя у костра, рассматривал горы. Во время завтрака все обратили внимание на клубы Толбачика: сегодня они более мощные и высокие, чем вчера. Столб белоснежных газов иногда поднимается на 700 м. Наблюдается явная ритмичность в выбросах газа, которая по наблюдениям Александра Николаевича, составляет 3 минуты.

Сегодня решили сходить на лавовый поток и осмотреть фарватер лавы. В каньоне в вертикальных стенках удалось увидеть интересный разрез с несколькими прослоями белых пеплов и черных лапилли. Описал этот разрез.

Вечером приехал из Ключей Черепанов. Все были страшно рады его приезду, так как он привез продуктов и папирос, чему были особенно рады Сергей Сергеевич и я. Энманы прислали разных вкусных вещей, в том числе сладкий пирог и печенье, а еще трогательное письмо. Спасибо им большое.

Погода к вечеру начала портиться. А нам нужно еще два дня, чтобы добраться до Плотины и оттуда на западный склон.

Рано утром вулканы оказались почти начисто открытыми. Встали в 5 часов утра и стали дружно собираться. После завтрака, пока рабочие готовили караван, я сбегал за образцами на конус Заварицкого, а академики любовались покидаемым местом. Солнце ослепительно освещает местность. Над кратером Ключевского поднимается белоснежный столб пара на высоту до 1,5 км.

Долго искали переправу через сухую речку с глубокой промоиной, нигде нельзя было спуститься к реке из-за отвесных стенок, промытых водой в этом году. Несколько раз видели на тундре медведиц с медвежатами, пасущихся на шикше. По дороге академики любовались местностью, о многом распрашивали меня, и очень жалели, что верхние части вулканов закрыты. Александр Николаевич, хотя и очень устал, но был оживлен и доволен хотя бы тем немногим, что было доступно взору. В пути он говорил о неопределенности понятия «туфо-брекчия», это название выдумали русские геологи.

Приехали на стан в половине шестого, в половине восьмого был готов ужин. Александр Николаевич с устатку выпил кагору с горячей водой, Сергей Сергеевич – спирта, а я, по обыкновению, ничего, только чай. Плотина была в тумане, а к темноте туман накрыл и нас.

Ночь была холодная, временами падал снежок. Встали рано и пошли в маршрут на купола.

Все время идем при сильном боковом ветре и снегопаде, но вид на центральный дол открыт. Временами ненадолго открываются вершины Безымянного и Камня. На куполе Лохматом много гомеогенных включений и ксенолитов горнблендита и лампрофира. Обратили внимание на линейные сегрегации амфибола, образующие характерные параллельные черные полосы в лаве, которые Александр Николаевич считает возможным использовать для картирования и установления структур вулкана. По ущелью около купола Лохматого протягивается старый, сильно задернованный поток лавы Безымянного. Везде отбирали образцы. На краю Плотины любовались великолепной брусчатой отдельностью андезитов и спорили об их происхождении. Александр Николаевич считает, что это экструзия, Сергей Сергеевич – что дайка, а я – что это ряд протыкающих друг друга неодновременных экструзий. От Плотины направились к заросшему лавовому потоку, в центре которого – шлаковый конус. На его краю осмотрели горнитосы, сложенные спекшимся черным агглютинатом и окруженные низкими кольцевыми валами, состоящими из обломков разорвавшихся газовых пузырей.

В лагерь пришли все мокрые и озябшие, поэтому в лагере стразу выпили грогу, пообедали и легли отдохнуть.

Приняли решение выезжать завтра в Ключи вниз по Хапице.

Утром густой туман, поэтому неохотно вылезаем из кукулей. План на сегодня – спуститься к Амбону и возвращаться в Ключи. Едва разожгли костер из остатков сырых дров, поэтому на завтрак только чай.

Выехали в 10 часов утра. Холодно, мерзнут руки. Сергей Сергеевич даже одел на руки носки, так как перчаток с собой он не взял. К Амбону приехали через два с половиной часа, здесь остановились покормить лошадей и почаевать. На тундре рабочие увидели пасущихся медведей. Но академики против какой-либо задержки в пути, поэтому, вопреки своему желанию, сказал рабочим, чтобы не убивали медведей. Проезжая через два часа через Хапицу, мы внезапно увидели россомаху. Рабочие бросились догонять ее, и россомаха кинула евражку, которую несла в зубах и с которой рабочие сразу же ободрали шкурку. Этот любопытный инциндент оживил компанию, и по этому поводу много шутили, особенно Сергей Сергеевич. Вообще, поездка с ним доставляет много удовольствия, он прекрасный рассказчик и непрерывно шутит, нетребователен и прост. Поражаюсь его прекрасной памяти и лирическому складу его натуры, он помнит много стихов, прекрасно их рассказывает и всегда весел. Одно плохо, что он очень беспокоен и легко впадает в панику.

На ночь остановились на берегу речки Голубельной в 2 км ниже языка лавы Юбилейного прорыва. Здесь светло и солнечно, а оставленные нами места поддернуты мрачной тьмой туч и брызжущего дождя со снегом.

Пасмурное ночью небо к утру немного прояснилось. После завтрака все три вулкана открылись. Выехали необыкновенно рано – в 7 часов утра. Светит солнце, чудесные горы, прекрасная погода – всем хорошо. Выехали на телеграфную линию и едем вдоль нее. Оба академика в восторге от здешнего ландшафта. Сергей Сергеевич говорит, что ничего подобного в жизни еще не видел. Обоих поразило огромное количество звериных следов на песках сухих рек.

Вечером поставили лагерь с видом на Ключевскую, которая потихоньку открывается.

Ночью был иней, но зато утро ясное и солнечное. Из палатки виден стройный конус Ключевской и суровый массив Камня. Выехали дальше в 7 часов утра. Ехали, радуясь живописному лесу и ясному солнечному дню. Как всегда, впереди с винчестером ехал я. Глухарей совсем не попадалось. По этому поводу мы в шутку укоряли Сергея Сергеевича, который жалеет всякую дичь, что это он приносит нам охотничью неудачу.

К 12 часам дня доехали до юрты. Еще не успели мы развъючить лошадей, как послышался шум автомашины. Машина привезла к юрте косильщиков и должна была сразу же идти обратно в Ключи. Это была для нас счастливая оказия. Разговор с шофером был коротким и благоприятным. Он согласился подождать, пока мы быстренько попьем чай. Пока кипятился чай, я с академиками сходил на берег речки, где Сергей Сергеевич, любитель рыбной ловли, впервые увидел гольцов, связка которых лежала у лодки в воде.

После чая, быстро погрузили свои вещи и, не мешкая, поехали. Лошади с рабочими придут в Ключи без нас. Какой узкой является эта лесная дорога для мощного американского студебеккера, ветки так и хлещут по бортам кузова. А когда едешь на лошади, дорога кажется широкой и просторной.

Опять чудесный вид вулканов с песков Киргурича. Нет, не поеду я в Петропавловск, на мою жизнь хватит работы в Ключах.

Через полтора часа были на вулканостанции, где нас еще никто не ждал. Нас даже не признали, так необычен был наш въезд на автомашине. Через некоторое время, после обеда, была готова баня. Мы с большим удовольствием выпаривали и отмывали трехнедельную грязь. Затем, утомленные этой неожиданной дорогой и впечатлениями, быстро уснули.

Сегодня выезжаем на катере в Усть- Камчатск. Председатель облисполкома в Петропавловске предложил нам два варианта обратного пути: через Козыревск или Усть- Камчатск, куда он пришлет за нами самолет, и мы выбрали второй вариант.

В Ключах стоят расчудесные ясные дни. На станции так хорошо, так обо всем заботятся Энманы, что не чувствуешь, как идет время. Часто я смотрю на Шивелуч в стереотрубу, которую привезли Меняйловы. Шивелуч выглядит очень сложным и громадным массивом.

Выехали в половине пятого, провожали нас все обитатели вулканостанции. Вера Петровна Энман дала каждому из нас с собой жимолостного варенья и балыков.

Ночью стояли на якоре у берега, так как старшина боится сесть на мель.

С утра густой туман над рекой. Чуть начало светать, катер снялся с якоря, но вскоре сел на мель. Если бы не старый китаец Вася, оказавшийся рядом на покосе, мы бы долго не смогли сняться.

К вечеру подъехали к Усть- Камчатску. В столовой нас накормили стандартным, довольно дрянным обедом. Света в помещении не было, поэтому рано легли спать.

Уже неделю в Усть- Камчатске. Всю неделю была облачная, нелетная погода, и самолеты не летали. Мы сидели дома, как отшельники. Ходили только в столовую. Я попросил в столовой улучшить питание. Еще я достал лампу, а то мы сидели в темноте, несколько книжек и центральных газет. Все удручены, хотя Сергей Сергеевич продолжает шутить.

Сегодня чудеснейшее солнечное утро, все встали рано и были рады, что сегодня наконец-то выберемся из плена. Самолеты вылетели из Петропавловска в 9 часов 15 минут, и в 12 часов 15 минут были здесь. После короткой беседы с нами, летчики стали заправляться бензином и обещали, что сейчас будем вылетать. Наконец облачились в парашюты, сели в самолеты: Александр Николаевич и я – в один, а Сергей Сергеевич и Закин – в другой.

Головной самолет с Сергеем Сергеевичем начал взлет, но не оторвался от воды, сделал еще несколько попыток, перегрел мотор и остановился. После остановки еще попытка, и, наконец, он с трудом взлетел. Наш пилот смотрел на попытки первого самолета взлететь и развивал при этом разные мысли, что мешает боковой ветер, что самолеты перегружены и что лететь уже поздно, так как по правилам в Петропавловск нужно прилететь за 1 час до темноты. Времени же было только три часа. Видно было, что экипаж хочет задержаться в Усть- Камчатске. Когда головной самолет взлетел, стал взлетать и наш самолет. Он сделал одну попытку, не вышло, и пилот сразу же после этого подрулил к берегу. Поднявшийся в воздух командирский самолет, видя, что мы не взлетели, спустился обратно.

Итак, остались ночевать. Полагая, что завтра вылетим рано, я предложил остаться на ночь где-нибудь поблизости от заставы. Сразу начались разговоры о неудаче отлета. Академики настаивали, чтобы оставить здесь все лишнее, то есть балыки, варенье, посылки. После плохонького обеда в столовой, мы заночевали в «ожидалке», где Александру Николаевичу досталась кровать с оленьей шкурой, Сергею Сергеевичу – раскладушка, а мы устроились на полу в коридоре.

Начавшийся вчера после обеда морской ветер сегодня усилился. В ожидании, когда пилоты привезут «погоду» из села (радиосвязь с Петропавловском только из села, а телефонный провод отсюда в село порван пароходами), я сходил на море, чтобы посмотреть насколько сильно заволновалось оно от ветра. Подойдя к морю, заметил, что вдали чернеется приближающийся к берегу пароход. Это был тральщик «Буревестник». А море взволновалось уже сильно.

Вернувшись в «ожидаловку», я предложил академикам вариант переезда в Петропавловск на «Буревестнике» в случае, если ненастье будет длительным, и самолеты не смогут вылететь. Академики одобрили этот проект, и я на катере поехал к «Буревестнику».

На барах я впервые ощутил действие этой могучей морской зыби. Катер то клало набок, то вздымало вверх и с тяжелым ударом бросало вниз. Ехавшая с нами врач сразу «загрустила» от морской болезни.

За барами море, хотя и сильно волновалось, но катер не так сильно кидало. Подошли к «Буревестнику». Качало так сильно, что я с трудом заставил себя залезть на пароход. Все остальные прибывшие на катере уже сидели в каюте капитана. Капитан с виду простой мужичок, тихий, молчаливый и вежливый. Но, оказывается, очень опытный. Он эстонец и зовут его Берг Карл Карлович. С ним я быстро договорился о нашей посадке. Но пароход будет здесь стоять некоторое время. Во-первых, переждет, пока утихнет ветер, во-вторых, будет грузиться. Все это займет 2-3 дня.

Попрощавшись с командой, снова с риском перескочили на катер. Здесь так и сидела женщина врач, ей было страшно проделать ту акробатику, какую проделали мы, мужчины. Отъехав немного от парохода, мотор нашего катера зачихал и остановился. Как потом оказалось, причиной был плохой бензин с водой. Море сильно волновалось и бросало наш катер, как скорлупку. С нашего катера стали давать сигналы пароходу, чтобы он загудел и вызвал для нас помощь. А тем временем ветер нес нас все ближе к барам. Видя это, с «Буревестника» стали давать уже прерывистые тревожные гудки. Но, как назло, ни один катер не выходит в море. Под тревожные гудки парохода мы постепенно подошли к барам. Пришлось бросить здесь якорь, так как стало уже мелко. Через некоторое время показался катер. Издали было даже смотреть страшно, как катер на крупной волне выбрасывался на полкорпуса вверх. Когда он подошел к нам, был быстро перекинут толстый буксир, мы вытащили якорь и пошли к берегу.

Вот мы вошли в бары. Рядом длинная песчаная банка, препендикулярная берегу. Беспорядочное волнение огромных масс воды приводит к тому, что буксирный канат то натягивается, как струна, то мягко обвисает. Катера бросает в разные стороны. Затем произошло ужасное – лопнул буксир. Мы на самой середине баров, и рядом смертельная песчаная банка. Мы стали быстро выбирать лопнувший конец буксира, тоже стали делать на ведущем катере. То и дело поглядываем на ужасную банку, к которой мы быстро приближаемся. Холодит сердце, вот-вот катер коснется дна, и десятки тонн воды накроют нас.

Но счастье с нами. Буксирный катер подошел к нам, мигом был переброшен буксир, закреплен, и мы двинулись дальше в путь. Каждый раз, когда буксир натягивался, замирало сердце – вот-вот он лопнет. Но на этот раз все обошлось благополучно, и вскоре мы очутились в реке, на тихой воде.

Благополучно добравшись до берега, сразу пошел к нашим в «ожидаловку». Рассказал про пароход, перспективах его отхода и о случившемся на барах. Так как сегодня не летим, то стали обживаться в «ожидаловке», принесли кровати, стулья, матрасы, набитые сеном. Сходили в столовую, и снова все остались недовольны дурно приготовленным обедом и солоноватым, пахнущим помоями чаем. Спать улеглись в темноте, так как света в помещении нет. Скучно и беспросветно все. Ветер с моря усилился, небо пасмурное. Александр Никоаевич начал чесаться: думает, что поймал в «ожидаловке» вшей, но мы уверяем его, что это чешется давно немытое тело. К тому же Александр Николаевич давно не раздевается.

Все эти четыре дня тот же морской ветер. О вылете и думать нельзя. На море шторм, «Буревестник» ушел штормовать в море. Дни проходят скучно и пусто. Беспокоит состояние Александра Николаевича. Все эти дни он не раздевается, не спит и явно завшивел после ночевки в этой «ожидаловке». Сергей Сергеевич болеет желудком. Часто шутим, но у всех на душе мрачная тяжесть беспросветного ожидания. Сегодня вечером погода переменилась к лучшему.

Небо над нами по-прежнему пасмурное, но на юге, куда нам нужно лететь, довольно хорошо. Долго ждали командира, разогревали моторы, одевались в парашюты. Так как в прошлый раз Александра Николаевича замочило брызгами на месте второго пилота, и там было холодно, то он пожелал ехать внутри в салоне, а я сел на место второго пилота. Оба самолета поднялись удивительно легко. Летим над морем, все вершины в облаках.

Северо-восточный и восточный склоны Козельской густо обсыпаны пеплом прошлогоднего извержения Авачи. Засыпаны пеплом и все альпийские луга - они бархатно-серые.

Вот и Халахтырка. Оба самолета почти одновременно садятся на воду. Здесь чудесный теплый осенний день. На берегу много встречающих нас военных. Завтра решили сделать облет над Камчаткой, а послезавтра вылетать на материк.

С утра замечательно ясная погода, но ветер. Вскоре стали появляться облака.

В воздух поднялись в 8 часов утра. Сначала летим на юг: Паратунка, Вилючик, Мутновская, долина Асачи. Здесь повернули обратно, так как видимости из-за облаков нет. На обратном пути рассмотрели Горелый хребет. Поперечник кальдеры огромный, но гребни у него низкие. Склоны внутреннего массива пологие, как у щитового вулкана. Вершина, к сожалению, в облаках. Дальше Козельская сопка, долина Налычевой, Жупановская сопка, но вершины вулканов в облаках. Вот и Карымский вулкан. Он не действует, но кратер полон белых фумарольных газов. Замечательна кальдера, окружающая конус. На вершине Малого Семячика кратерное озеро с горячей бирюзовой водой, а на берегах видны фумаролы. Далее к северу все вершины закрыты. Поэтому долетаем до Кихпиныча и летим обратно. Узон, к сожалению, в облаках. Пролетаем над долиной Гейзеров. Показал всем гейзеры, дымки которых были прекрасно заметны. К аэродрому подлетаем через Коряцкую сопку, опять обратил внимание на свежие лавовые потоки на юго-западном склоне.

С утра ясно. Встали в 5 часов утра, и в 7 часов 30 минут выехали в аэропорт.

Самолет быстро заправили, и вот мы снова в полете. Камчатка была в облаках, потом началось унылое, затянутое облаками Охотское море. Больше смотреть было не на что, и я заснул. Проснулся, когда пролетали Магадан. Летим над облаками, и поднимаемся все выше. Что внизу – не видно. Летим на высоте 4500 м. Все, за исключением меня, в кислородных масках.

Так летели до Сеймчана. Там на земле уже прочно установившаяся зима. Приземлились на заснеженном аэродроме. Как поразителен контраст между почти летним пейзажем в Петропавловске и глубокой зимой в Сеймчане. Я не могу опомниться от этого перехода.

Памурно, сыплет снежок. Тем не менее, вылетаем в Якутск. Летим в метели, ничего не видно. Я опять улегся спать. Над Якутском летчики помахали своим семьям, отмечая свое возвращенье, потом посадка. Встречали нас прежние якутские начальники, но поселили нас уже не в коттедже, а в гостинице, и обед был не такой, как при первом проезде. Сразу начали переговоры о дальнейшем полете в Москву. Все обстоит благополучно. По пути у нас намечается заезд в Иркутск, где должен открываться филиал Академии Наук.

Вечером у Александра Николаевича произошла разрядка общего недомогания, усталости и бессоницы. Он увидел клопов на своей кровати и пришел в негодование, заявив, что летим прямо в Москву, не залетая ни в какой Иркутск. В пылу раздражения он заявил, что пусть едет кто угодно, а он больше не в состоянии терпеть такие невзгоды – он уже полмесяца не может спать. Пока не будут созданы нормальные человеческие условия, он никуда не поедет. Наконец, Александр Николаевич немного успокоился, и академики поехали на мерзлотную станцию, чтобы там жить вместо гостиницы.

Ночью снег. Очень холодно. Вопреки закону (отопление здесь начинается с 15 октября)нам затопили комнату, поэтому здесь сравнительно сносно. Интересен якутский обычай: тройные рамы в окнах и отсутствие в них форточек, поэтому в комнате душно и чем-то пахнет.

Может быть, вылетим в Москву завтра. Александр Николаевич успокоился после вчерашнего, но вопрос об Иркутске решен категорично.

Много разговоров о вшах. Вши оказались у троих наших, видимо, они подцепили их здесь в гостинице, где останавливается всякий сброд. У Александра Николаевича их больше уже нет.

До Москвы долетели только сегодня. От Якутска летели с 2 ночевками в Киренске и Омске. Сергей Сергеевич стал сильно выпивать, Александр Николаевич даже смотрит на него с опаской.

В 3 часа дня сели на Внуковском аэродроме. Жена встретила Александра Николаевича словами: «Да ты, Саша, говорят, завшивел». Александр Николаевич даже покраснел.

Ночую у знакомых на отведенном мне диване опять в кукуле.