Экспедиция с А.Н.Заварицким на Авачинский вулкан

1 июня.

Вот уже скоро две недели, как мы здесь во Владивостоке. Ехали из Москвы на курьерском. На этот раз видел Байкал, скованный льдом. Серые сумерки, свинцовый отлив поверхности льда, белесые пятна снега на вершинах прибрежных гор оставили какое-то тоскливое и унылое впечатление. Во Владивосток приехали рано утром. Город еще спал. Сдав вещи на хранение и не увидев встречающих, решили побродить по городу. Так как наши номера в гостинице еще были заняты и должны были освободиться только в два часа ночи, день для нас был очень долгим.

Дальше были дни ожидания парохода, ходили по горам вместе с Александром Николаевичем Заварицким, прогуливались по улицам, иногда от нечего делать играли в карты или читали беллетристику. Были времена, когда положение казалось мрачным и каким-то безнадежным: цены на лошадей оказались ужасающими, и, чтобы все-таки купить их, нужны были бесконечные бумажки-разрешения. Потом оказалось, что лошади штормов и, в целом, морских переездов не переносят, большинство из них подыхает в дороге. И, наконец, для них перед погрузкой нужен 2-недельный карантин. Все это представляет собой такое непреодолимое препятствие, что мы бросили всякую мысль о покупке лошадей здесь. Дошли слухи, что на Камчатке за наем одной лошади в месяц нужно отдать 600 руб. Это ужасно, но, вероятно, придется покориться. Говорят еще, что в Тигиле лошадь стоит 75 руб., но 600 верст и труднопроходимый Срединный хребет отделяют нас от этого благодатного места.

Ездили получать продовольствие для нашей камчатский экспедиции. Катались на лодке по Золотому Рогу. Было холодно, но очень красиво и не похоже на хмурые и серые ленинградские тона. За последние дни у нас вошло в привычку после обеда пройтись по набережной Амурского залива от рыбачьей пристани до корейского поселка. Избрал это место для послеобеденных прогулок Александр Николаевич. Поражает чистота воды: сверху с набережной через толстый слой аквамариново- зеленой воды видны водоросли и дно. Гордостью Владивостока является Золотой Рог.

Вся бухта живет деловой портовой жизнью: масса пароходов усеивает бухту, часть стоит на рейде, часть – у причалов. Из окна нашей гостиницы открывается чудеснейшая панорама города и Золотого Рога. Этот вид был запечатлен нашим художником Михаилом Георгиевичем Платуновым. Сам город не особенно красив, но восхитительна местность, на которой расположен город. Дома местами лепятся по склону сопок, что напоминает кавказские аулы или Тифлис. Самым достопримечательным местом является Ленинская или, по-старому, Светланская улица, которая составляет главную часть города.

В один из первых дней нашего пребывания здесь были в на китайском базаре. Торговцы все китайцы. Самое интересное – это китайская снедь: каракатицы, какие-то черви, раковины моллюсков. Были в китайском театре. Игра, костюмы, зрители – все очень оригинально. По этому случаю Александр Николаевич даже одел кожаную тужурку. Внутри театра огромное количество сдвинутых квадратных столиков, похоже на таверну. Все столики были заняты сплошь китайцами, которые распивали чай, курили, грызли семечки, весьма оживленно беседовали и, казалось, обращали мало внимания на игру артистов. Самые дорогие места на галерке. Бывали такие случаи, что наверху грызут семечки и плюют вниз, скорлупа попадает какому-нибудь китайцу в чай, потерпевший встает, начинает ругаться, потом успокаивается, и все идет своим чередом. Поразительны костюмы артистов, какая-то тонкая гармония существует в красках покроя одежды. Сама игра непонятна, так как трудно уловить содержание происходящего на сцене: невозможно отличить старуху от жениха.

Билеты на пароход уже у нас на руках. Скоро уедем. Пароход, на котором едем, - китайский, капитан - француз, а команда – китайская. Ехать мне придется в трюме. Это будет ужасно. Делать нечего, нужно скорее попасть на Камчатку и приступить к работе.

С часу на час ожидаем посадки. Но пока ничего не известно. Тут творится безобразие с пароходами. Ни одно должностное лицо не знает, когда будет отплывать пароход.

Опять идет дождь. Видимо, Владивосток в это время гораздо хуже Ленинграда. Сегодня ждем посадки. Это уже определенно.

Сейчас сижу в трюме. Собственно, посадки не было, сели все, кто хотел. Трюм заполнен дощатыми громадными нарами вдоль и поперек трюма. Очень демократическое население, масса мешков, ребят всех возрастов, тусклые и редкие электрические лампочки. Что будет во время шторма - трудно представить. Мы заняли верхние нары с той мыслью, что если будут блевать, то не они на нас, а мы на них. До 12 часов ночи будут грузить уголь. Палубу кормового трюма загрузили коровами – 40 штук.

Пароход отплыл в 8 часов утра, я еще спал. Погода пасмурная и холодная. Вечером смотрел, как в темной воде мелькают блестящие голубые точки каких-то морских организмов. За кормой вода красиво светится нежным голубым светом. Сейчас пароход идет в тумане, поэтому через ровные промежутки времени гудит сирена.

Сильной качки еще нет, но некоторые уже заболели морской болезнью, особенно женщины. Качка килевая, то есть качаются корма и нос. Идем в открытом море, туман.

Варили примитивный обед из консервов и клецок, ели из кружек. Думали, что на пароходе будут кормить обедами, но ГПУ запретило продавать обеды по спекулятивным ценам. Хотя, если бы они и были, мы не смогли бы их покупать, так как пансион стоил бы 20 руб. Слишком дорого. Сейчас начинается боковая качка. В трюме еще ничего- можно терпеть. Но на корме, где находятся каюты некоторых наших, - уже невыносимо. Я играл там в шахматы и почувствовал себя неважно.

В 4 часа утра я проснулся. Винт не работал, и сирена протяжно гудела, кто-то скреб железной лопатой. Выскакиваю на палубу, оказывается, мы стоим в сплошном ледяном поле.

Утром - туман. Днем показался остров Онекотан – первый остров, который мы видим за все наше путешествие. На склонах белеют пятна снега, в воздухе много птиц. Пароход шел в 1-2 верстах от берега. Жаль, что была плохая погода. Мы идем 5-ым проливом между островами Парамушир и Онекотан.

Ночью долго не мог заснуть. Предположения мои о поездке в трюме оправдались. Я завшивел. На обратном пути ни за что не поеду в трюме.

Вечером входим в Авачинскую бухту. На фоне синих моря и неба выступают черные силуэты гор, увенчанных снегом. Громады Коряки и Авачи потрясающе величественны.

У нас на склоне Никольской сопки разбит лагерь – 3 палатки.

Александр Николаевич живет недалеко в комнате, предварительно нанятой Васей Кулаковым. Вася провел здесь зиму, правда, довольно тоскливую и холодную, но зато богатую поездками по окрестностям Петропавловска. Самое замечательное – ездил на собаках. У меня тоже возникает мысль - остаться здесь на Камчатке. Посмотрим. Несмотря на некоторый флегматизм, я парень экзальтированный от природы. Поработаю на вулканах, надеюсь, многому научиться у Александра Николаевича. При благоприятных условиях можно любительски заняться наукой ( ее здесь не любят), а за основную работу взять какую-нибудь практическую область.

Петропавловск напоминает поселок на Аляске, весь деревянный и крытый американским гофрированным железом. Сходство громадно: винчестеры и собаки, американские продукты и охота, нет только золота. Город имеет довольно опрятный вид, но порядки здесь анекдотические. Едет, например, врач Зельдин, ни бельмеса не понимающий в минеральных источниках, исследовать Налычевские горячие ключи. Когда Кулаков пошел в АКО почитать отчет о результатах этой поездки, ему сказали, что поездка была увеселительная. Этот же гражданин собирается ехать на Паратунку и там проводить свои «исследования». Таким субчикам даются деньги, и кто-то им покровительствует. Еще факт: нашли на Камчатке глину. Почти не разведывали и не подсчитывали запасов и вздумали построить кирпичный завод чуть ли не мирового масштаба с производительностью до 7 млн штук кирпича в год. Когда Кулаков съездил туда и посмотрел, оказалось, что дело не стоит выеденного яйца. Сумел все-таки он их отговорить от этого чудовищно нелепого строительства. Замечательное представление о вулканах у местных работников. Некуда было свозить мусор из города. Кто-то из работников предложил в будущем устроить подвесную дорогу к Аваче и выгружать в кратер весь хлам и мусор, а кто-то из присутствующих на этом заседании возразил: «Выгрузить-то выгрузите, но будет извержение, и все полетит обратно».

Сегодня мы изучали геологическое строение Никольской сопки. Потом наблюдали, как вытаскивают из сетей сельдь. Количество рыбы было поразительно – я никогда не видел такого количества живой рыбы. Говорят, что кунгасы иногда перевертываются от трепета пойманной рыбы. Кулаков говорит, что мы еще не то увидим.

Утром я поднимался на Петровскую сопку. С вершины город и окаймляющий его пляж, облитый солнечным светом, кажутся какой-то мечтой – тихим земным раем, где можно прожить очень долго бездумной и довольной жизнью. Когда спустился вниз, какой-то странный ветер заставил зазвенеть крышу дома, но я на это не обратил внимания. Стоявший рядом мужичок спросил: « Сколько баллов?» Этого я никак не ожидал. Интересно будет ощутить более сильные толчки.

После обеда у нас опять была небольшая геологическая экскурсия. Сегодня с нами в компании был Прокопий Трофимович Новограбленов – уроженец Камчатки и страстный патриот своей родины. Он окончил Томский Университет, здесь собирает различные растительные редкости и проводит исследования. По образованию он ботаник. Александр Николаевич еще в Ленинграде предполагал привлечь его к нам в партию, особенно интересуясь его знанием здешних термоминеральных источников. По характеру это юркий и подвижный человек, его глаза чуть-чуть скошены, что выдает примесь в нем туземной крови. Очень вежлив и разговорчив. Сегодня продолжали вчерашнюю экскурсию вдоль залива к деревне Сероглазка.

Вечером в бинокль было великолепно видно, как из левого края вершины Коряки подымается тонкая струйка пара, а Авача фумаролила гораздо сильнее. Вероятно, такое проявление деятельности вулканов связано с сегодняшним землетрясением. Смотреть на живые вулканы было очень приятно.

К вечеру отправились на Мишенную сопку. Сначала подъем был очень труден, так что я даже начал хрипеть. Надо осторожней. В конце концов никакое сердце не выдержит быстрых подъемов и крутых спусков.

Утром выехали на Авачу, вернее вышли, так как верхом ехал только Александр Николаевич. Обогнули Мишенную и скоро вошли в березовый лес. Здесь я насмотрелся каменных берез – корявых с очертаниями самых причудливых форм. Пили чай у первого привала, который заранее был сделан базой. Здесь кончается мало-мальски приличная дорога, проложенная для лесозаготовок.

Вечером поставили лагерь на Халактырской сухой реке. Авача и Коряка при свете луны – это очень феерическое зрелище.

Вчера была дрянная погода – туман. Мы осматривали берега Сухой речки у лагеря. А вечером я читал вслух рукопись Прошина и Дягилева об извержении Авачи в 1926 г. Ценно только то, что они наблюдали, все их рассуждения и выводы – чушь.

Хотя сегодня утром был туман, все же решили отправиться на Булку. По мнению Александра Николаевича, эта гора представляет собой конус выпячивания. Ниже Булки на юг вытянулась весьма интересная морфологическая группа: небольшой конусик с кольцевым рвом и «ванна» - кратеровидное углубление типа маара. А.Н. рассматривает всю группу как проявления вулканических выбросов, постепенно продвигающихся на север.

Сегодня решено осмотреть юго-восточные части Сарая и Монастыря. Картина геологического строения здесь сложная: платовидные залежи, лакколиты, разнообразные по материалу и цементу вулканические брекчии. На левом берегу ручья – сброс, а на правом – поставленные почти на голову лавы.

Обдумывая все виденное, радуешься, что попал на такое благодатное для петрографа место, да еще под руководством такого мастера как Александр Николаевич.

Все дни стоит туман, а иногда идет дождь. Осматриваем окрестности. Александр Николаевич остается в лагере, так как ревматизм одной ноги довел до растяжения сухожилия на другой ноге. А вчера у него начался флюс – сегодня уже порядком раздуло щеку. Не везет ему!

Встали в 6 часов утра. Идем в кратер Авачи. Туман все время догоняет нас. Вершина Авачи в тумане. К кратеру подошли неожиданно. Сидя на лавовом потоке, прикидывали, сколько еще осталось до кратера – 150 или 200 м. Вдруг заметили, что из расщелин поднимается пар и что камни горячие. Спустились в баранкос и увидели целые поля, покрытые налетами фумарол. Кратер был в каких-нибудь 30 м, но из-за тумана его не было видно. Я был совершенно изумлен кратером: крутой склон вдруг превращается в обрыв, у которого нет дна. Вверх поднимаются пары.

Мы поднимались сюда из лагеря 8 часов, а спустились всего за 3 часа.

Два дня был опять туман. Осматривали Сухую речку.

А сегодня роскошное утро. Благоухающий аромат цветов и деревьев. Сегодня кончаем изучать южную стену Монастыря. Понять здесь геологическое строение не просто.

Комаров сегодня адски много, мне через свитер искусали всю спину.

Утро и день чудесные. Сегодня переезжаем в другой лагерь. Груз едва уместился на трех лошадях, так что Александр Николаевич шел вместе с нами пешком. По одному из притоков Мутной реки поднялись на плато, и здесь на границе зоны растительности разбили лагерь.

Прямо впереди теплый конус Авачи, левее – суровый и холодный Корякский вулкан. Далеко на юге видны Вилючик, Горелый с клубами черного дыма, которые он выпускает уже два года, начав свою деятельность внезапно.

Видна Мутновская, и еле мерцает Опала. Здесь восхитительно до безумия. Даже Александру Николаевичу было радостно и приятно, за чаем много рассказывал и был оживлен. Как жаль, что у него заболели ноги.

Работаем на Монастыре, Сарае, на скале Одинокой.

А.Н. решил отправить меня на Налычевские ключи. Поэтому придется съездить в город и организовать эту поездку. Спешка связана с тем, что Александр Николаевич собирается сам осмотреть ключи, и мне нужно заранее побывать там, осмотреть, поработать и затем выйти кратчайшим путем на какой-нибудь баранкос Корякской, чтобы попасть в лагерь к А.Н. - он к этому времени будет уже работать на южной стороне Авачи.

Погода в Петропавловске премерзкая. Накрапывает мелкий дождь и беспросветно пасмурно. Сегодня с Новограбленовым выезжаем в Елизово, где встречаемся с мужчиной, который будет у нас проводником. Задержка с выездом в Налычево была связана с тем, что я никак не мог найти проводника. Сейчас на Камчатке самая горячая пора: сенокос и ставят запор на реке: никому не охота пропустить лов рыбы и остаться без рыбы для собак к зимней охоте.

Вчера после недельного ожидания погоды, несмотря на дождь, все-таки выехали на Налычевские ключи. Сегодня продолжаем свой путь. Серую облачную пелену, окутывавшую вчера долину, прорвало, кое-где – синева, а временами появляется солнце. Едем в бодром и радостном настроении. Сразу же въехали в шеломайник, который осыпал нас своими белыми цветами, а солнце оживляло эти камчатские джунгли. Несколько раз переехали реку и выехали на альпийские луга в широкую циркообразную котловину.

К перевалу подъезжали уже в тумане, моросил мелкий дождь. Вниз в долину было видно, а вверх – нет. С перевала открылся вид на реку Налычево, низы Жупановской сопки и хребет Дзензур, но многое не было видно. Немного спустившись с перевала, увидели вдали странную желтую плешинку, окруженную болотом. Догадались, что это наши долгожданные ключи. Незаметно доехали до ключей, еще верстах в двух заметили громадный столб пара, как говорят здесь: «парил ключ». На желто-черной ключевой площади возвышается главный грифон и клубит белые пары воды. На твердых корках и черном песке много следов оленей и медведей. Первые приходят сюда есть соль, а вторые ловить первых.

Четыре дня работали на ключевой площади, ездили на соленые ключи, нашли еще один выход горячей воды, смотрели геологию окружающих сопок. Завтра выезжаем обратно. Новограбленов отказался ехать к седловине между Корякской и Авачинской сопками. Поэтому едем опять через Пиначев перевал, чтобы скорее попасть в город.

К вечеру добрались до Елизово. Лошадей оставили на Собачьем острове, где местные жители держат своих ездовых собак. Вой этих собак слышен верст за пять от села. Говорят, что этот вой характерен для любой камчатской деревни.

В Петропавловске был четыре дня, приводил в порядок свои материалы, дневник и карты. Почти беспрерывно сидел в комнате, чертил, писал и курил с утра до поздней ночи.

Оказывается, что у Александра Николаевича с ногой стало еще хуже, и он решил пригласить в лагерь здешнего врача Смита. Сегодня в 5 часов утра мы с врачом выехали в лагерь на Авачу. По дороге временами разговаривали о том, о сем. Он приехал сюда из Туркестана и прожил уже здесь безвыездно три года. Плакался о порядках. Дает разрядку своим нервам поездками на морской берег и на охоту за баранами и медведями.

В лагере, расположенном в атрио Авачинского вулкана. Слева направо: Михаил Георгиевич Платунов, Василий Кулаков(?), Леонтий Добрецов(?), Борис Пийп

К лагерю приехали уже ночью. Работа на Аваче не продвигается так быстро, как это предполагалось, из-за дурной погоды и болезни Александра Николаевича. Мне в дальнейшем поручается съемка кратера Авачи и набор минералов из фумарол. Завтра выезжаем в лагерь, расположенный в атрио.

Дни стоят хорошие и солнечные. Вчера мы с Александром Николаевичем ходили осматривать лавовый поток 1827 г, зарисованный и описанный Постельсом. Поток типично глыбовый с громадными шлаковыми нагромождениями на поверхности. Потом осматривали другие более древние лавовые потоки.

Сегодня поднимались в сомму к скалам Кутхи. Завтра идем в кратер.

Встали сегодня в 5 часов утра. Утро ясное, только внизу туман. До палатки Добрецова, расположенной в сомме, шли около полутора часов. Дует мерзкий, холодный, сильный ветер, на носу все время висят сосульки. В кратере были в 10 часов, от палатки поднимались час с четвертью. Вся вершина в тумане. Идем к самым сильным фумаролам, расположенным на северо-западном краю кратера. Одна фумарола на этой площади имеет температуру 240^о. Из отверстий фумарол дуют сильные, иногда со свистом, струи газа. Пока Добрецов собирал газы, я собирал возгоны, встречающиеся среди серных полей. Добрецов собирает газы довольно примитивным способом, котрый применял Сен-Клер-Девиль около 100 лет назад. Потом мы отправились вокруг кратера осматривать другие фумаролы. Вниз спускались очень быстро, бегом по осыпи, я даже оторвал обе подошвы у ботинок. Ночуем сегодня в атрио. Мне придется провести здесь больше недели.

Утро нерадостное. Только изредка через молочно-белую непроницаемую сырость проглядывает низина. Ясно, что в такую погоду подниматься на Авачу нет смысла. Осматриваем сомму. С седловины между Авачей и Корякой временами, когда рассеивается туман, хорошо виден замечательный каскадный ледник, спускающийся на северо-восток от Авачи, ограниченный крутыми скалистыми выступами соммы. Вершины этих скал обточены выветриванием и напоминают исполинских собак. С высшей точки соммы Кутхи, которая почему-то все время была свободна от тумана, хорошо была видна Козельская сопка и гигантский ледник с поперечными трещинами на ее склоне. Заметна дряхлость и древность Козельской.

Утром Авача свободна от облаков, поэтому есть возможность увидеть кратер, чистый от тумана.

В 10 часов были в кратере. Перед нами поразительная и незабываемая картина кратера – этой гигантской чаши. В глаза бросаются цветные, в основном желтые, обрывы южной стенки кратера, вдоль которых поднимаются пары и газы фумарол. Юго-западный, северный и северо-восточный склоны представлены слоистыми разрезами. Характерно, что все активно действующие фумаролы расположены на южной половине кратера, а на северной их совершенно нет. Осматривали с Александром Николаевичем кратер, фумаролы, выходы лавовых потоков. Он давал мне указания по съемке кратера, по сбору минералов и т.д. Указаний было столько много, что иногда делалось неприятно от обилия разжеванной мелочи.

Сегодня мое четвертое восхождение на Авачу. В кратере я начал делать съемку, но все мои попытки ориентироваться на вешки закончились неудачей, так как здесь уже сконденсировался туман. Временами из кратера начинал слышаться ясный гул, похожий на приглушенный звук мотора, который иногда усиливался. Я ждал, что вот-вот туман пройдет. Но, увы! Скоро пошел снег. Мы промокли, и стало премерзко скверно. В лагере в атрио шел дождь. Скверно на этой высоте то, что негде обсушиться.

Три дня туман и дождь. Но сегодняшний вечер вознаградил нас за потерянные три дня безумно восхитительной картиной: черный восток, на юго-востоке луна с кружевами из редких облаков, на юго-западе – могучие силуэты вулканов, а запад окрашен волшебными цветами заката. Авача кажется близкой и родной.

Завтра встаю до восхода солнца, нужно чуть свет быть уже наверху.

Утро чудесное. Встал в шестом часу, и наверху были около половины десятого. Кратер был чист и опять изумлял своей торжественной таинственностью. Сегодня были чисты и дали. Сразу узнал знакомые горы и увалы окрестностей Налычевских ключей, увидел и саму площадь этих ключей. Образ этих диких необитаемых скал и рек заставляет снова стремиться в эти горные дебри. Океан был покрыт облаками и напоминал реку во время весеннего ледохода. На северо-западе, почти рядом, величественно возносится к небу сурово красивая Коряка. На восток, к океану, за соммой, стоит пегий Козел.

Я принялся за свои засечки. Засек все вершинки краев кратера, выступы скал и границы осыпей. Испещерил всю бумагу длинными линиями и точками. Засечки получились хорошо. У меня безумная любовь к таким графическим работам, даже от волнения дрожат ноги. Правда, ноги дрожат отчасти еще и от холода.

Утро довольно сносное для работы. Подъем начали поздно – около 8 часов. Это уже мое шестое восхождение. Шел я сегодня очень трудно, часто уставал и сильно билось сердце. Опять с неослабевающим интересом бросил первый взгляд на кратер. Сидел и зарисовывал на карту скалы и осыпи противоположного склона. Около четырех часов начал дуть холодный порывистый ветер. Я собирал образцы возгонов и инкрустаций. Замерзли мы все дьявольски.

Ночью сильные порывы ветра корежили палатку и шел сильный дождь. Таким же безрадостным было и утро. Чаепитие растянулось надолго – всем хотелось скоротать разговорами время: все книги были перечитаны, а кроме этого делать было нечего. Александру Николаевичу было невмоготу – не хватало работы, он даже выкурил сегодня папиросу. Ветер и дождь были настолько сильными, что стало рвать палатку рабочих.

Утро солнечное и удивительно чистое. Проснулся в 5 часов утра и больше не смог уснуть, беспокоила навязчивая мысль, что нужно сейчас же подниматься наверх. После завтрака я ушел раньше всех и до вершины поднимался один. Еще до вершины начал чувствовать сильный и холодный ветер. На вершине порывистый ветер чуть ли не сшибал с ног и перехватывал дыхание. Температура была –2^о. После первых же попыток начать работу, понял, что это невозможно. Кроме того, фумаролы сильно работали и парами заполняли весь кратер. Но было жалко уходить отсюда в такой чистый и солнечный день. Решил обойти кратер с барометром и взять высоты краев кратера. Только начал, как увидел, что барометр сломан. Немного пофотографировав кратер, пошел в лагерь.

Погода утром немного облачная, но вершина Авачи в тумане. Ветер быстро тащит туман по конусу. Все напуганы вчерашним ветром. Поэтому сегодня иду на север соммы с Платуновым пофотографировать и посмотреть геологию. По веревке карабкался вниз и вверх вдоль андезитовой стенки, брал образцы, делал зарисовки. Устал смертельно. Обратно возвращались уже при луне.

Внизу бесконечный океан тумана, из которого торчат пики сопок. Авача чиста, фумаролы слабо парят. Встали в 6 часов утра. Было решено, что сегодня все отправляемся наверх. В 8 часов утра начали подниматься, и около11 часов были наверху. С Александром Николаевичем осмотрели кратер, северо-западные и южные фумаролы. Ветра не было, и работать было приятно.

Утро началось наползанием тумана из низины в атрио.После целого ряда предположений о дальнейшем состоянии сегодняшней погоды, было решено, что мы с Добрецовым все-таки направляемся наверх. Откровенно говоря, мне очень не хотелось подниматься сегодня на вершину, так как по моим предположениям погода ухудшалась. Опять по проторенной дорожке, где знаком каждый изгиб и камушек, поднимались наверх. Кратер был чист. Сегодня собираю возгоны, нашел интересный минерал типа борных солей. Добрецов измерил температуру накоторых фумарол – оказывается, есть увеличение. Например, фумарола с температурой в 240^о стала показывать температуру выше 300^о. Увеличение температуры было подмечено в нескольких фумаролах.

Всю ночь свирепствовал буран. К утру веревки от палаток заледенели и превратились в толстые и мохнатые палки. Стенки палаток покрылись корками льда. Кругом все бело. Дует адский холодный ветер. Небо чистое, видны дали до бухты и дальше. Ясно, что в такую погоду некуда соваться, и все сидели целый день в палатках.

Я разводил горизонтали и занимался химией, за этими делами провел весь день. Вчерашний минерал, действительно, оказался борнокислой солью. Это уже вторая сенсация после находки мной медного купороса. Думаю о тех часах работы, которые мне придется провести в Ленинграде над обработкой материалов. Хочется больше самостоятельности в работе. Советы Александра Николаевича, конечно, необходимы, но они заходят часто так далеко, что моя работа превращается просто в механическое выполнение строго указанных операций. Это совсем неинтересно.

Утро холодное. Авача и даль чисты. Мы с Добрецовым начали подниматься в 10 часов. Снова измерили температуру накоторых фумарол. Снова непрерывно растущее увеличение. Например, фумарола, которая позавчера имела температуру 138^о,сегодня уже 175^о. Самой горячей оказалась фумарола с температурой 337^о. Скоро начал валить снег. Горячая площадь, вокруг которой я снова собирал борную кислоту, издавала треск от падения снега. Убедившись в безнадежности сегодняшней погоды, стали спускаться вниз.

Вечером все наблюдали, как из кратера поднималось высокое облако. Это явление, в связи с повышающимися температурами фумарол, вызывало некоторые опасения о возможности извержения. Чувствовалось, что особенно беспокоится Александр Николаевич. Ночью было небольшое извержение.

Опять непроницаемый туман. Александр Николаевич в отчаянии. Строятся самые минимумы в рабочих планах. Действительное положение невозможное. Если хороших дней будет по-прежнему также мало, то работа будет далеко неоконченной.

Утром солнце и холод. Александр Николаевич со свитой отправился на сомму, а Платунов, Добрецов, рабочие и я отправились, как обычно, на Авачу. На фумарольных полях все возгоны были смыты, только кое-где на вертикальных стенках уцелели незначительные площадочки. Добрецов стал собирать, как обычно, газы, я стал предпринимать попытки по сбору инкрустаций. Через некоторое время пошел снег. Было бы бесцельно дальше собирать инкрустации, они бы растаяли, пока я бы их упаковал. Стал собирать образцы пород. Но ничего не видно – все в тумане.

Утро ясное – небо чистое. Группа Александра Николаевича ушла вниз. А мы опять монотонно поднимаемся наверх. Наверху уже стлался туман. Платунов опять был вне себя – нервничал отчаянно. Действительно, уже который день поднимаемся, и все та же гнусная погода. Работал сегодня исключительно на северо-западных фумаролах – собирал в коробки образцы агрегатов. Большую часть дня шел снег, было скверно работать, но все-таки собрал 5 коробок инкрустаций и 4 пробирки для анализа.

Домой шел уже один, все ушли во время снегопада.

Утром хотя и зверски холодно, но ясно. Не торопясь, с небольшими, но частыми остановками, добрался доверху. На это ушло 1 час 45 минут. Остальные уже работали здесь: Добрецов копошился возле юго-восточных фумарол, а Платунов что-то зарисовывал около Зуба. Я засекал точки, собирал инкрустации. Скоро стал дуть сильный северный ветер. Вершина то и дело окутывалась непроницаемым туманом. Стыли руки. Ветер мешал идти, воротник кожаной куртки трещал, как моторная лодка. Теплый пар моментально превращался в иней.

Около зуба встретил Платунова. Уныло торчала привязанная за камень тренога. Он сидел в укрытом от ветра местечке и ждал, пока расчистится кратер. Невеселая здесь работа! Мои попытки дособирать инкрустации кончились неудачей – ветер вырывал с ложечки все, что я насобирал.

Вчера дул сильный ветер. Никто из нас идти к кратеру не решился, к тому же у нас набралась кое-какая домашняя работа.

Сегодня тепло, ясно и нет ветра. Кратер сегодня удивительно спокоен – фумаролы еле работают. Утренние тени резко подчеркивают угловатость скал кратера. С северного края кратера открывается изумительная картина на Жупанову и верховья реки Налычевой. Я осмотрел и нанес на карту южные потоки. Добрал несколько пробирок инкрустаций с южных фумарол.

Утро опять солнечное и безветренное. Сегодня закончил осмотр всех крупных фумарол, остается только собрать образцы кратера и на этом закончить работу на Аваче. Добрецов уже второй день возится с радиометрией. Вчера у него ничего не получилось, сегодня уже лучше.

Утро зловещее. В сторону Вилючика все освещено зловещим темно-синим светом. Над Авачей все затянуто темными облаками.

Платунов сегодня отправился на сомму, мы с Добрецовым – на Авачу. Скоро начал посыпать мелкий снежок, а в кратере задул сильный ветер. Собирал образцы кратера, тяжело и жарко было идти вниз с полным рюкзаком образцов.

Вчера на Авачу не решились идти, шел мелкий снежок и было холодно. Занимался картой и дневником. Добрецов возился с измерениями радиоактивности, но ничего не получалось, так как в воздухе слишком много сырости. Платунов пробовал обрабатывать свои акварельные рисунки, но скоро бросил это занятие – не высыхала краска.

> Всю ночь шумела пурга, но сегодня утро ясное и солнечное. Отправился сегодня с рабочим на последний штурм Авачи. Это мое семнадцатое восхождение. Не думал, что придется так много поднимать себя на 725 м вверх. Собирал образцы с северной стенки кратера и с лавового потока 1926 г. Все-таки, от всей работы в кратере Авачи, осталась кое-какая неудовлетворенность.Не сумел я как следует разобраться во взаимоотношениях некоторых потоков. Завтра должны придти за нами лошади, и мы выезжаем на базу. Страстно ждем баню.

Сегодня встали рано. Солнце еще не взошло. Белыми пятнами, точно призраки, висели клочья тумана. Смутно вырисовывались контуры Шипунского и Налычевского мысов. Тишину нарушал еле слышный рокот океана. Сегодня наконец-то должны добраться до верхнего лагеря на Козельском. Ехали через заросли ольховника, потом попали в зону альпийских лугов и громадных лапиллиевых полей. Я шел впереди в надежде подстрелить зайца или барана. На верхний лагерь наткнулись неожиданно. Александр Николаевич заметно осунулся – видно, беспокоит затянувшаяся работа. Остальные чувствуют себя прекрасно.

После 5 дней работы на этом лагере, переезжаем на базу вниз. Отсюда мы сходили на кальдерный Козельский ледник, на вершину Козельской сопки, сделали разрез юго-восточной стенки цирка. Сегодня слякоть из дождя и снега.

Все- таки Александр Николаевич решил, что нужно ехать. Откровенно говоря, мне страшно не хотелось выезжать в такую погоду, ибо знал, что ждет нас в мокром лесу. Я отделился от остальных и решил быстро бежать на базу. Под гору по лапиллиевым полям было и приятно, и быстро идти. Я мало промок. Потом пришлось идти по высокой мокрой траве – ботинки через несколько минут уже хлюпали, и брюки были насквозь мокрые. В конце концов неприятные ощущения притупились. К вечеру был на базе. Попросил рабочих разжечь камин к приходу остальной группы. Через час пришли остальные, столпились у камина. Вскоре подъехали вьючные лошади. Большинство вещей промокло. Все переоделись и немного ожили. У рабочих только не во что переодеться. А дождь все идет и идет, не затихая ни на секунду. Вероятно, наверху навалит снега.

Из базы перебрались в лагерь в верховьях ручья Козельского и работали там неделю. В один из дней, когда мы ходили в маршрут на Крутоподъемную реку, нужно было пересечь крутой снежник. Я решил подняться немного повыше и попробовать оттуда съехать. Наст был твердый, я поскользнулся, сел на зад и быстро понесся вниз. Хотел задержаться, но это мне не удалось, и в результате я несколько раз перевернулся. После нескольких «сальто-мортале», перед большим камнем я сумел все-таки задержаться и остановиться. Отделался только небольшим испугом и царапинами.

Сегодня выезжаем в город. Утро скверное – пасмурные облака и густой туман внизу. Козельская открыта и кажется мрачной в тусклом свете. Пожелтел березовый лес, почернел ольховник, все выглядит унылым. На ночь остановились в 12 км от города. А дождь все идет.

2 недели провели в Петропавловске, упаковывали к выезду вещи, ждали парохода. Я в основном сидел в комнате, чертил, рисовал, писал, даже ни разу не сходил на Никольскую. Сегодня погрузка на пароход. «Кречет» мне понравился. Приличные каюты, хорошая кают- компания и уютная верхняя палуба для отдыха. Только маленький он – в шторм, вероятно, будет изрядно качать, и все переболеют морской болезнью. Все наши 10 человек едут в каютах 1-ого класса. Особенно это радостно для меня.

Подходим к Владивостоку. 14 октября прошли мимо Парамушира и Онекотана. 16 октября шли мимо острова Сахалин или, вернее, японского Карафуто. Японское море гораздо богаче красками, чем Охотское море или Тихий океан у берегов Камчатки. Владивосток с моря производит не слишком яркое впечатление. Вдоль берега и холмов наляпаны низенькие серые и темного казенного цвета постройки.

Достали билеты на завтрашний курьерский поезд.